Мой ангел...

Я упивался воспоминаниями о ней с той неистовой силой, с какой утоляет жажду странник, чьи губы не ощущали живительной влаги несколько долгих мучительных дней. Меня бросало то в жар, то в холод, как несчастного на грани помешательства, истерики, безумства. А она лишь смеялась в ответ, заставляя меня в очередной раз понять — безумец! Она никогда не станет твоей...

Идеальная. Каждый изгиб, каждый взгляд, даже брошенный мимолетом, заставлял встрепенуться. Я начинал судорожно гадать, что же она имела в виду, что хотели сказать мне эти иссиня-черные глаза, обрамленные густыми темными ресницами. Могу поклясться — вы не видели ничего подобного! Я тонул в них, готов был отдать все, лишь бы мой ангел еще раз взглянул на меня... А она... Кажется, ей ничего не стоил каждый такой «выстрел», от которого я забывал дышать.

Жестокая. Нет, что я говорю! Она не может причинить кому-то боль, хотя я готов был уже пережить самые страшные муки, лишь бы мой ангел позволил прикоснуться к себе, позволил ощущать тепло и бархат белоснежной кожи. Я мог часами смотреть, как она учтиво кивает другому, позволяет приникнуть губами к ее фарфоровой ручке. В тот момент я был не в себе, меня пожирал изнутри бес, и я готов был разорвать этого негодяя, посмевщего осквернить моего ангела. Я был похож на умалишенного безумца, который сходил с ума от своей болезненной любви, от необходимости видеть и знать, что ОНА есть... Я вновь смотрел, как она танцует и опять... опять забывал, как делать вдох.

Я замер, когда она, подойдя ко мне столь близко, сколь позволяло приличие, шепнула на ухо, и горячее дыхание любимой женщины взбудоражило все мое нутро — сумасшедший влюбленный был счастлив... Я выскользнул сквозь заднюю дверь за ней, а она, игриво щуря глаза и заливаясь хохотом, придерживала подол платья и бежала куда-то вдоль озера, которое уже было озарено светом майского месяца... Мы добежали до могучего дуба, который спрятал нас под раскинувшимися ветвями от чужих глаз, посторонних звуков, и заключил в объятья удовольствия и неописуемой страсти... Она принадлежала мне, вся, до легкого изнеможения и сладостной истомы. Это была моя женщина, мой ангел, который научил меня летать... а потом сбросил с небес, все так же смеясь над моей любовью...

Ее больше нет, вернее... Она уже никогда не станет моей. Тот, другой... Он сломал крылья моему ангелу, он забрал ее...

Вы когда-нибудь пробовали удержать в руках ветер или воду? У вас получалось? Вот и я не мог держать её, это было невозможно... Я просто был бессилен... Бессилен перед этой женщиной. И мне не стыдно, не стыдно признать, что я слаб. Да, слышите?! Я слабак! И ничуть этого не стыжусь...

Время уже близилось к полуночи, когда месяц смог проникнуть сквозь легкую материю штор и осветил несчастного влюбленного поэта, терзающего потертую то ли временем, то ли грубой рукой, бумагу. Измученный мужчина лишь грустно улыбнулся, а в голове промелькнули строки, которыми он позже завершит последнее стихотворение, посвященное ей...